Читать книгу "Доброволец. На Великой войне  - Сергей Бутко"

После мытья сам собой в предбаннике завязался разговор:

– Ну что, Мишка, страшно сегодня было в первый раз к немчуре лазить? – спросил Гойда.

– А то. – Я делаю испуганные глаза. – Темно кругом, не видно никого, а тут еще и этот пьяный мычит и бормочет, словно упырь какой.

– Ты что ж, упырей боишься? – насмешливо продолжал наш фельдфебель. – Как бы в потемках не примерещилось чего?

– Впотьмах – и блоха страх, – важным тоном мудреца изрек Морозов, чтобы тут же снова замолчать.

– Ну, хватит уже про страхи всякие болтать, когда праздник святой, – отрезал Гойда. – Лучше о нем думать надо и о победе.

– Скоро ли она? – с грустью произнес Голенищев.

– Спроси, что полегче… – Морозов мечтательно вздохнул: – Мишка, а Мишка, может, ты знаешь?

– Знаю, – ляпнул я, особо не думая после банного блаженства о том, что опять способен наговорить лишнего. Нужно срочно подтянуть самодисциплину, Михаил Иванович, а то однажды получится крупный прокол и вас рассекретят…

Обошлось. Выболтал немного, все больше рассуждал и намекал о предстоящих трудностях на фронте, но говорил так увлеченно, что меня не перебивали. Лишь под конец я немного сбавил темп и притих, самому стало тоскливо от ощущения скорого и не слишком-то радостного будущего. Голенищев решил разрядить обстановку:

– Уж больно ты, Мишка, умом ворочаешь. Будешь вот так умом раскидывать, душа обомлеет. Такое представится, что самому себе чужой станешь. Ты свое примечай, а с судьбой не спорься. Лбом стены не пробьешь… И крови-то не давай схолодиться. Война дух веселый любит. А на все стонать да вздыхать – силы не станет…

– Не бойся, – добавил Морозов, – держись всегда за нашего брата солдата. Он тебя и в бою защитит, и от непогоды укроет, и накормит, ежели понадобится. Народ, брат, – это все. За тебя народ, и все тебе удастся. Не с тобой – и ты как столб одинокий на дороге. Держись за народ и будь с народом. Теперь ты попробовал солдатской доли и знаешь, как много у солдата забот, да не говорит он о них никому. Воюет он, а дома, глядишь, семья: жена, ребята. Может быть, кушать им нечего, он один был кормилец. Нужна мужику и рабочему война как собаке шестая нога. Наши победят или немцы, все равно мужику несладко было, несладко и останется. Рабочий как перебивался с хлеба на квас, так и после войны перебиваться будет, если еще не убьют или, спаси бог, не изувечат.

Так вот.

– За народ держись, Миша, к солдату будь ближе, – произнес напоследок Гойда. – Помни: один человек легко ошибиться может, а народ, что бы ни делал, к правде идет. Размышляй, брат, обо всем. Время такое…

На этой философско-политической ноте наш разговор и завершился, а дальше настало утро и пора праздника.

* * *

Праздник как праздник – поздравления, пожелания, радостные вести о том, что турки разбиты Юденичем под Сарыкамышем, и… песни. Особые песни. Нужно было видеть, как засветились лица наших офицеров, когда Сазонов, вооружившись своим неизменным баяном, размеренно затянул на морозном воздухе:

Притомился ангел мой,В небесах летая,Ночью погрустил со мной,А к утру растаял…[20]

Вот она, моя неосторожность. Ну чего теперь говорить. Думаю, что будущее на подобный «плагиат» на меня не обидится. Радуюсь вместе с остальными, а рядом в это время происходит примечательный разговор между поручиком Заметовым и каким-то незнакомым мне молодым офицером того же звания и с «Георгием» на груди. И разговор этот имеет самое прямое отношение к нынешней моей фронтовой специальности:

– …На своей практике я не один раз убедился, что далеко не каждый человек может быть разведчиком, даже если он бесстрашен, ловок, силен, имеет хорошо развитый слух и отличное зрение, – рассуждал собеседник Заметова. – Поначалу мне тоже казалось, что так называемые лихие ребята наиболее подходят для разведки. Вскоре мне, однако, пришлось от этого мнения отказаться, так как я дорого поплатился за него потерей двух прекрасных людей. С той самой поры к лихим ребятам я отношусь очень недоверчиво. Человек, стремящийся получить награду и ради этого готовый идти на самые рискованные дела, любитель сильных ощущений теперь для нас лишний. Такого типа люди по своему характеру неспособны к длительной и скучной работе по овладению техническим мастерством. Они склонны к всевозможным шумным предприятиям, ярким эффектам, к позам. Ну а с такими качествами разведчиком быть нельзя.

– Позвольте, позвольте. Я не согласен, ведь бесстрашие, дерзость, риск, бесшабашная удаль – все эти качества крайне необходимы любому разведчику. Возьмите хотя бы исторические примеры и героев прошлого: Сеславин, Фигнер, Давыдов в Отечественной войне двенадцатого года. Или лихой матрос Кошка в Севастопольскую оборону и наши пластуны-кавказцы. Везде и всюду дерзость, риск, исключительное бесстрашие. Нужно ли людей, отмеченных такими дарами природы, заменять тихими, скромными работягами? На одной лишь технике выполнения приемов далеко не уедешь. Способность дерзать, все ставить на карту – это лучшие стороны человеческого духа…

– Видите ли, – не дав закончить договорить Заметову и все так же не торопясь, продолжал поручик, – не всякий риск хорош и оправдан. Я не отрицаю допустимость риска, но бесшабашная удаль, как вы определили некоторые качества, необходимые разведчику, в большинстве случаев есть простое безрассудство. Разведчику нужно иметь горячее сердце, но при этом носить на плечах и холодную голову. Тогда и горячее сердце дольше будет биться в отважной груди.

Главное же заключается в том, что условия войны теперь совсем не те, что были даже двадцать лет тому назад, не говоря уже о весьма отдаленной эпохе Отечественной войны двенадцатого года. И военная техника, и орудия убийства чрезвычайно сейчас усовершенствовались. Я отдаю должное отваге, героизму и самопожертвованию перечисленных вами героев. Но ведь Давыдов имел дело с ружьем, стрелявшим на двести шагов, а отважный Кошка пробирался в окопы англичан, к тому же плохих солдат, не встречая никаких препятствий, кроме необходимости преодолевать пространство. Нам же приходится иметь дело со скорострельным автоматическим оружием, на нашем пути встают проволочные заграждения, ракеты, прожекторы, дистанционные огни. Все это техника. А против техники нельзя идти с одним бесстрашным сердцем, с сильными руками да с готовностью положить свой живот за престол и отечество. Дни военной романтики безвозвратно миновали. Поэтому, чтобы победить технику, нужно ей противопоставить, по крайней мере, такую же технику. И чтобы бороться с техникой, простите за повторение, нужен подготовленный во всех отношениях техник…

Вскоре к беседе присоединился Орлов. Речь зашла уже о нашей команде и ее подвигах. А еще через десять минут я вместе с остальными стоял перед «гостем» и чувствовал себя крайне неуютно. И вроде бы причин для беспокойства особых нет, но вот взгляд начальника команды разведчиков восьмого Финляндского стрелкового полка поручика Пунина мне не понравился. Бегло пробежавшись по Гойде, Морозову и Голенищеву, поручик почему-то задержался именно на мне. Не люблю, когда так смотрят. Цепко, внимательно, в самую душу пытаясь забраться. Пунин «сверлил» меня глазами всего секунд пять, но эти секунды мне показались целой вечностью. Одним словом, был я не в своей тарелке…